Виктор Мережко - Крот 3. Сага о криминале
Виктор Сергеевич поднялся на этаж, увидел парня.
– Шалва? – спросил на всякий случай.
Тот отставил чашку, агрессивно посмотрел на мужчину.
– Я тоже тебя узнал. Зачем пришел?
– А ты зачем сидишь?
– Не твое дело.
– Мое. Может, поговорим?
– Как хочешь, – ответил парень и показал на пустое кресло: – Садись.
– Не здесь… Здесь будут мешать. В машине.
Тот нехотя пожал плечами и двинулся следом за Виктором Сергеевичем.
Вышли на улицу, кавказец на какой-то миг придержал шаг, прикидывая, что делать, но встретил жесткий взгляд спутника и решительно направился к его автомобилю.
Машина тронулась с места, некоторое время оба молчали – и Виктор Сергеевич и Шалва. Зазвонил телефон Шалвы, он включил его.
– Ты где? – спросил Важа.
– В машине.
– С кем?
– С человеком.
– Можешь сказать, с каким?
– Нет.
– Женщина?
– Мужчина.
– Ничего опасного?
– Не знаю. Я позвоню. – Шалва отключил телефон, повернул голову к Виктору Сергеевичу. – Куда едем?
– Просто так, по городу.
– Тогда говори.
– Ты живешь с моей женой, – сказал Виктор Сергеевич.
– Это она живет со мной.
– Тебе ее мало?
– Да.
– Зачем преследуешь Оксану? – спросил Виктор Сергеевич.
– А ты зачем?
– Это моя девушка.
– Это моя девушка, – ответил Шалва.
Виктор Сергеевич засмеялся, с сожалением произнес:
– Молодость всегда ненасытна. Не боишься подавиться?
– Женщинами не давятся. От женщин умирают.
– Не боишься умереть?
– А ты?
– Боюсь. Слишком хорошо я их знаю.
– Нет, не поэтому. Старый.
– Наверно, – задумчиво согласился Виктор Сергеевич и повторил: – Наверно.
Проскочили под кольцевой дорогой, вынеслись на Рязанку. Шалва обеспокоенно спросил:
– Куда едем?
– На дачу. Там нас ждет жена.
– Ты больной? – удивился Шалва.
– Нормальный. Мы должны наконец разобраться в этом треугольнике. Вернее, квадрате… Или ты испугался?
Парень презрительно фыркнул:
– Лишь бы ты не испугался.
На светофоре с Рязанки свернули налево, промчались по узкой асфальтированной дороге, свернули на грунтовую, больше похожую на лесную просеку.
– Куда ты меня везешь? – снова забеспокоился Шалва.
– Я же сказал.
– Дача с медведями, что ли?
– С волками.
Парень, предчувствуя недоброе, заоглядывался, вдруг попросился:
– Остановись. Отлить хочу.
Виктор Сергеевич засмеялся:
– Медвежья болезнь?
– Остановись, прошу.
«Мерс» притормозил, Шалва выбрался из салона, направился, расстегивая ширинку, поближе к деревьям, потом вдруг сорвался и бросился бежать.
Виктор Сергеевич не спеша достал из бардачка пистолет, прицелился вслед убегающему парню, нажал на курок. Тот споткнулся, коленки его подкосились, и он рухнул лицом в траву. Виктор Сергеевич выбрался из салона, подошел к убитому, нехотя, ногами, забросал его листьями и вернулся к автомобилю.
Когда «мерседес» уже мчался по автостраде, в кармане бездыханного Шалвы стал подавать бесконечные сигналы мобильный телефон.
К дому, в котором размещался штаб движения «Великая Россия», машины подтягивались с самого утра. Из них выходили люди разного возраста и разного «достоинства» – от «новых русских» до почтенных господ, груди которых были увешаны бесконечным количеством орденов. Их встречали навытяжку бравые бритоголовые парни и девушки, вскидывали в приветствии руки, наиболее старым и немощным помогали войти в низкую подвальную дверь.
На входе стояла такая же мощная бритоголовая молодежь, тщательно проверяющая документы у каждого входящего. В рядах проверяющих были Леха и Любаня.
Подъехавшую телевизионную группу дружно и агрессивно заставили усесться обратно в микроавтобус и покинуть территорию. Оператор попытался было включить камеру, но она была тут же выбита из рук.
На роскошном джипе подрулил Маргеладзе. Охрана проводила его до входа, он что-то сказал на ухо Важе и, предъявив паспорт, скрылся в низком проеме.
Виктор Сергеевич подъехал к штабу почти одновременно с губернатором Сибирска, оба радостно пошли навстречу друг другу, обменялись троекратным поцелуем.
Зуслов и Гамаюн возглавляли президиум. Справа и слева от них расположились самые почетные и «звездные» гости. Среди них находились Жилин, Виктор Сергеевич, Маргеладзе.
В зале сидела не менее уважаемая публика, которая стоя приветствовала президиум громкими и мощными аплодисментами.
Зуслов поднял руку, прося сесть и прекратить овацию, дождался тишины, торжественно произнес:
– Товарищи, россияне, братья!
Зал снова взорвался аплодисментами, и Алексею Ивановичу опять пришлось пережидать.
– С сегодняшнего дня Россия начинает новую историю! – провозгласил он. – Это еще не съезд нашего движения, это всего лишь репетиция, но она показывает, насколько мы сильны, едины и своевременны! Чтоб вас не утомлять, представлю только некоторых из наших уважаемых гостей. Генерал армии Кузьмин Геннадий Павлович! Генерал армии Сабарин Леонид Григорьевич! Генерал-полковник Аверинцев Николай Николаевич! Бывший посол Советского Союза Линьков Анатолий Петрович! Губернатор Сибирска Жилин Михаил Михайлович! Бывший начальник управления КГБ СССР Копылов Виктор Сергеевич! Член Политбюро ЦК КПСС Тихонин Владимир Владимирович! Молодой предприниматель Маркин Эрнест Викторович! И наконец, один из самых успешных, талантливых и честных бизнесменов России Вахтанг Георгиевич Маргеладзе!
Каждая из фамилий сопровождалась бурными аплодисментами, и Зуслову приходилось читать их через паузу.
– Да, Маргеладзе нерусский. Но он намного чище и достойнее многих русских, предавших Россию и положивших ее на алтарь сатаны!
Аплодисменты.
– Эти силы могут многое изменить в судьбе нашей великой и горестной России! Они способны поднять народ и повести его за собой. Тем более что мы не просто поднимем народ, а самую искреннюю и неиспорченную ее часть – молодежь! Вы наверняка обратили внимание на одухотворенные и чистые лица парней и девушек, встречавших вас при входе. Это наша сила! Это наша надежда! Это наше будущее! И мы, люди старшего поколения, гордимся, что эти юные создания пошли именно за нами! Не за псевдопатриотами, не за псевдодемократами, а именно за нами. Потому что мы лучше всех и четче всех представляем будущее Отечества! Нет, мы не стремимся к перевороту, мы не хотим гражданской войны. Но мы обязаны напомнить тем, кто рулит сейчас нами, что русский народ не быдло и что слова «русский патриот» не могут быть постыдными. Слова «русский, Россия, Родина» должны быть священными и величественными для каждого, кто родился на нашей земле. В противном случае – позор предателям и вечное им проклятие! Мы проклинаем тех, кто в смуте последних лет забыл о народе и Родине, кто все свои взоры направил в сторону растленного Запада, кто во имя обогащения стал сдирать со своего народа последние портки! Стал пускать на продажу несметные сокровища Великой России!
Долгие и бурные аплодисменты.
Играла патриотическая и народная музыка, гости шумно обедали в большой комнате, отведенной специально под банкет, произносили тосты, бурно радовались встрече, пели.
Вахтанг обсуждал какие-то дела с губернатором Сибирска, военачальники спорили друг с другом до красноты лиц, «новые русские» хохотали, рассказывая анекдоты.
Зуслов взял под локоть Виктора Сергеевича, отвел в сторонку.
– Что новенького?
– Готовимся, – улыбнулся тот.
– Хорошо, если бы подарок подоспел к открытию съезда.
– Постараемся.
– Если есть сложности, мои ребята подключатся.
– Твои ребята уже подключились в Сибирске, – засмеялся Виктор Сергеевич. – Вся страна обсуждает.
– А что? – полуобиженно поднял брови Алексей Иванович. – Лишний раз продемонстрировали силу.
– Вот и я тоже об этом. – Виктор Сергеевич приобнял Зуслова, доверительно сообщил: – Не беспокойся, сами управимся. Не такая уж и крупная птица.
Их разъединили подвыпившие участники, стали что-то объяснять и доказывать. Зуслов почти не слушал, проследил взглядом за Любаней, убирающей грязную посуду со столов, протолкался к Гамаюну, что-то сказал ему на ухо и направился к дверям зала, где только что прошло собрание.
Леха заметил, как к Любане подошел Гамаюн, что-то сообщил ей и она тут же направилась к тем дверям, за которыми исчез Зуслов.
Когда Любаня вошла в зал, Алексей Иванович запер за нею дверь, приблизился к девушке вплотную.
– Как ты живешь, девочка?
Она смотрела на него в упор.
– Хорошо.
Зуслов попытался ее обнять, Любаня отстранилась.
– Не надо.
– Я давно тебя не видел.
– Все равно не надо.
– Ты меня разлюбила?
